— Гражданин Шеер, 12 августа 1942 г. вами был отдан приказ на провести показательный расстрел жителей поселка Борки, где были обстреляны охранники вашего лагеря, — раскрывает материалы дела обвинитель — высокий мужчина в строгом темном костюме. — Вот копия приказа, здесь заявления вашего непосредственного подчиненного…

Камера отъехала чуть назад, захватив объективом большой зал с несколькими сотнями людей.

— … Команда могильщиков получила лопаты лишь на месте расстрела, благодаря чему население осталось в неведении о расстреле, — Шеер не переставая протирал лицо платком. — Расстрел начался утром, часов девять и закончился примерно к восемнадцати. Я точно не помню, сколько было уничтожено… Может 500 человек, может чуть больше…

— Раз вы затрудняетесь с некоторыми подробностями, я вам помогу, — вновь подает голос обвинитель после разрешающего кивка судьи. — Из 809 согнанных было расстреляно 705 человек, из них мужчин — 203, женщин — 372, детей.

— … Я просто выполнял приказ, — через силу отвечал бывший лейтенант. — Мой долг солдата — честно выполнять отдаваемые мне приказы. В чем я виноват? Я же старался все делать правильно…

Населенный пункт Корель. Самое восточное поселение рейхскомиссариата Остланд. Бывшая Западная Белоруссия.

— Господин лейтенант, Петр Краевич, охранная команда № 49, - перед Отто Шеером вытянулся коренастый солдат из вспомогательной полиции. — Прибыли из Слонима.

— Располагайтесь возле церкви, — лениво козырнул лейтенант, с долей презрения рассматривая стоявшего перед ним предателя. — Скоро выступаем. Нас ждет много работы вахтмистер. Вы готовы?

Казалось больше тянуться было просто физически не возможно, но полицаю это удалось. Массивная фигура буквально устремилась ввысь.

— Охранная команда, господин лейтенант, готова выполнить любой приказ, — рявкнул он. — У нас с большевиками старые счеты! Будьте спокойны, господин лейтенант!

Махнув рукой, Шеер отпустил фахтмистра и задумался. «Отребье… — смотрел он ему вслед. — Настоящее отребье! Фюрер был совершенно прав! Это действительно неполноценные расы, которые только занимают жизненное пространство истинных арийцев… Мы будем использовать их до тех пор, пока они нам нужны. Таких, как этот Краевич, а потом… потом…».

Лейтенант Шеер не был настоящим кровожадным маньяком, который получал от крови, пыток и смерти настоящее наслаждение. Отнюдь, нет! Просто, на все это он смотрел как на самые обыкновенные сопутствующие войне вещи. Это была его работа! Грязная, кровавая, тяжелая, но обыкновенная работа по чистке земли от неполноценных рас! И как настоящий немец, он старался делать свою работу со всей ответственностью и скрупулезностью четко следуя всем отмеченным в приказе деталям.

— Лейтенант! — громкий уверенный голос раздался над улицей. — Шеер! К майору!

Царившее на душе Отто радостное нетерпение мгновенно сменилось беспокойством. «Говорят, этот чертов Либби жуткий зануда, — поднимая пыль сапогами, он несся к дому. — Вот же послал бог командира…». Распахнув дверь, он буквально влетел внутрь, резко остановился.

— Что за вид, господин лейтенант? — прямо на него смотрели большие немного на выкате глаза. — Вы не во Франции и здесь не надо демонстрировать свой залихватский вид! Потрудитесь привести себя в порядок! Вы германский офицер, а не заполнивший эти места сброд.

Громко сглотнув, Шеер стал судорожно застегивать ворот.

— Садитесь, — аккуратно сколоченная табуретка, тихо скрипнула под его весом. — Под ваше командование переходит рота вспомогательной полиции, три минометных расчета. От себя добавлю взвод «Grunwald» четвертого батальона; там почти все ветераны французской компании, — он передвинул к нему пачку листов. — Здесь приметы тех лиц, которые должны быть взяты живыми. Слышите меня Шеер, обязательно живыми! Запомните и передайте этим недоумкам из местных, что если хоть один волос упадет с головы человека из этого списка, то виновный сильно об этом пожалеет, — майор продолжал сверлить взглядом Отто, словно его подчиненные уже провинились перед ним. — Ваше подразделение будет наступать через этот проход. Он на карте обозначен штрихами. Смотрите, здесь еще осталась заброшенная проселочная дорога с черт знает каких времен. Он конечно заросла, но минометы можно доставить без проблем.

Склонившийся над картой лейтенант делал пометки у себя в блокноте, исписывая очередную страницу.

— Вы должны создать видимость основного удара именно на этом направлении. Здесь самый удобный проход, — речь майора, несмотря на его брезгливый тон, была четкой и понятной; он все раскладывал по полочкам, не забывая даже о мелочах. — Местность сильно лесистая, пулеметный огонь может быть не совсем эффективным. И все же нужно дать больше огня, чтобы они и головы поднять не могли. Пока ты будешь давить, мои нащупают проходы с флангов…, - наконец, фон Либентштейн встал из-за стола и подошел к окну. — Кстати, Шеер, ты раньше никого не видел из этих лиц, — майор продолжал рассматривать что-то за окном. — Посмотри по-внимательнее…

Отложив в сторону блокнот, Отто взял первый листок, в углу которого была приклеена небольшая фотокарточка. Расположившийся на ней мужчина имел крупное лицо с большим носом и короткой прической. «Вылитый Бурмайер, — подумал Шеер, едва только увидел фотографию. — Еще бы эти дурацкие очки, что вечно спадали у него с ушей, то сходство было бы просто идеальным… Надо же немецкий булочник так похож на русского бандита… Может родственник?».

«Голованко Илья Степанович. Особые приметы. На вид около тридцати пяти — сорока лет. Волосы короткие, темные. Лицо круглое, нос крупный. Может носить небольшую бороду. Среднего роста — от 160 до 175 см.».

— Нет, господин майор, — лейтенант отложил документы. — Этих людей я не встречал.

— Надеюсь встретишь, — проговорил фон Либентштейн. — Эти троих обязательно надо брать живыми. Еще, вы Шеер, должны знать, что все, найденные в лагере непонятные приборы, вещи должны быть тщательно отобраны и складированы под охраной…, - потом он добавил, особо подчеркнув это голосом. — После захвата лагеря пленных и пальцем не трогать! Всех! Шеер, все, кого вы обнаружите в лагере, начала должны быть допрошены и лишь потом … остальное. Все понятно?

Тот вместо бодрого утвердительного ответа, многозначительно молчал.

— Что еще? — буркнул майор.

— Господин майор, не понимаю одного, к чему такие сложности? — искренне удивился Отто. — Во Франции мы тоже проводили операции против маки, но там не было всего этого… Это же обыкновенные бандиты, не регулярные войска. Бывало было достаточно несколько раз стрельнуть в воздух, как из своих нор вылезало несколько десятков этих крестьян с дедовскими ружьями… Здесь же разворачивается целая войсковая операция! Почти батальон привлекается! Целый батальон!

Майор выверенным движением поправил ремень и тяжело вздохнул. «Желторотый птенец! — с раздражением подумал он. — Видимо, придется ему все объяснять на пальцах… Одно хорошо — не тупоголовый баран, умеющий только орать «так точно, господин майор, так точно, господин майор. Пытается думать».

— Шеер, вы еще не поняли, что здесь идет совершенно другая война? — начал говорить фон Либентштейн, обернувшись в сторону окна. — Хотя, вы еще не были тона передовой… Слушайте, дам вам совет. Забудьте французскую компанию! Выбросьте из головы этих чертовых маки!… Вы еще не слышали новую поговорку, которую сложили гренадеры в госпитале? Нет? Так вот. Одна компания в России стоит трех французских.

В какой-то момент до Шеера начало доходить, что майор рассказывает о совершенно невероятных вещах.

— Поверьте моему чутью, гренадеры совершенно правы. Времена, когда танковая рота в день проходила 79–80 км., прошли… Если тогда мы могли себе позволить роскошь быть несколько расхлябанными и часто отходить от военной науки, то теперь любой так шаг нам может слишком дорого обойтись, — его хриплый голос звучал пророчески, что одновременно завораживало и пугало. — Соберись, Вилли. Именно сейчас нужно быть серьезным как никогда!