Боевые действия наших войск на этих направлениях носили характер ожесточённых столкновений. На отдельных направлениях и участках наши части переходили в контратаки, нанося противнику большое поражение.

На Луцком и Львовском направлениях день 27 июня прошёл в упорных и напряжённых боях. Противник на этих направлениях ввёл в бой крупные танковые соединения в стремлении прорваться через наше расположение, но действиями наших войск все попытки противника прорваться были пресечены с большими для него потерями. В боях взято значительное количество пленных и трофеев…».

— Вот она, товарищ командир, — прошептал Сергей, кивая на стоявшую на коленях женщину. — С самого утра так стоит и рыдает. Голову ломаем, что с ней теперь делать. Вставать не хочет, кричать сразу начинает… На вопросы тоже не отвечает, а нам скоро на новое место уходить.

Старшина с кряхтением присел на поваленное дерево и стал с любопытством наблюдать за женщиной. На шепот своего товарища он не обращал никакого внимания, словно его совсем и не существовало.

— … Я вот и предлагаю, — продолжал что-то говорить голос где-то там далеко-далеко. — Может хоть руки ей что-ли скрутить, а то случиться чего?! А? Выделить все равно ей никого не сможем… Нету у нас никого лишнего! Все бабы с детишками возятся. Откуда еще человека возьмем?

— Помолчи, — неожиданно дернул его командир за рукав, усаживая рядом с собой. — Что-то разговорился не к месту. Мне вот тут подумалось кое-что… Посмотри-ка на нее повнимательнее!

Опешивший от такого поворота Сергей, опустился на бревно и в очередной раз окинул взглядом истово молящегося человека.

— Товарищ командир, чего на нее любоваться? — в недоумении спросил он, ерзая на месте. — Мы только время теряем! Надо срочно что-то делать… Хоть новое место лагеря что-ли поискать?! Командир, слышишь?

Тот опять замолчал, продолжая смотреть вперед.

— Знаешь, — вдруг Голованко очнулся. — Что-то меня гложет такое, а что, понять не могу… Где-то тут оно — совсем близко, а как его ухватить?!

— Что? — на секунду в голосе старшины мелькнули какие-то странный нотки.

— Говорю, мы что-то важное из виду упустили, — словно его и не прерывали, начал говорить командир. — Что-то, Сережа, очень важное! Ты понимаешь, мы забыли очень важное, что может изменить все это! Продукты, оружие, медикаменты — даже это кажется не таким важным… И я ни как не могу понять, что?

Все это время Фекла была в полной прострации и для нее не существовал окружающий мир с его странными наводнениями, земляными провалами и исчезающими людьми. В этот момент для нее существовало лишь одно — ее пропавший сын! Андрей, первенец, долгожданный в семье ребенок, которого любили сильнее чем дочь, — стал тем центром, вокруг которой остановился ее мир.

— … Что же ты, сыночек, совсем забыл свою матушку, — причитала она, устремив взгляд в никуда. — А я тебя не забыла! Уж сколько я слез выплакала, одному только богу известно! Уж сколько я ночей не спала и не вспомнить… Сыночек, что же ты молчишь?! Вот здесь, я… Пришла к тебе, а тебя то и нет! Андрюшечка, ненаглядный мой, отзовись! Дитятко ты мое, Андрюшечка!

Вдруг, старшина начал медленно сползать с бревна. «Этого еще не хватало, — схватил его за руку Сергей. — И этого что-ли стукнуло!».

— Вот, дурья башка-то! Вот дурак-то, — еле слышно забормотал старшина, пытаясь нащупать свой кисет. — Забыл… Надо же, такое забыть… Сергей! — на заросшем лице, кажется впервые за последние несколько дней, появилась улыбка. — Вспомнил я! Вспомнил! Знаешь, кто это?! — кивок в стороны женщины. — Ха! Это же мать Андрея! Андрея! Понимаешь, про какого Андрея я говорю?! Про того самого Андрея! Это его мама! Такого совпадения просто не может быть!

Стряхнув руку, старшина решительно встал на ноги.

— Гражданка! — громко проговорил он, стараясь не касаться молящейся фигуры. — Гражданка! Извините… Черт! Как сказать то? Э! Гражданка, я знаю где ваш сын!

Бормотание прекратилось и установилась тишина. Фекла стояла неподвижно: ее босые ноги по-прежнему утопали в черной жиже из грязи, а руки были скрещены на груди. Казалось, она глубоко задумалась и не слышала эти важные для нее слова.

— Ты знаешь, где мой сын, человек с оружием? — голос прозвучал неожиданно глухо, словно из огромной трубы. — Откуда тебе это знать?

Наконец, она повернулась к ним лицом. Немного вытянутое, с длинным, тонким носом и большими карими глазами, лицо смотрело на него с надеждой и недоверием. Это даже не надо было озвучивать — оба вопроса читались без всякого труда: где же он, где, говори скорее и не мучай сердце матери и не обманешь ли ты тех, кто доверился?

— Я, гражданка, старшина Голованко, — как-то сразу же смутился всегда бравый и уверенный в себе командир. — Мы сына вашего, Андрея Ковальских, знаем… Давно уж, знаем. Ковальских ведь его фамилия? Вот… Как сказать то? Здесь он! Где-то… Здесь, это точно! Он нам помог даже как-то…

Говорил то он все правильно, но что-то у него не получалось сказать главное. Выходили какие-то несвязные слова… А глаза смотрели на него не отрываясь, выворачивая на изнанку душу.

— Да чего тут политесы разводить, — буркнул Сергей, увидев, как поплыл командир. — Видели мы все тут Андрюху вашего! И, точно, помог он нам! Иначе не выжили бы! Да, вон посмотрите вокруг! Вот это и есть Андрей ваш…

Ничего не понимая, Фекла перевела взгляд в сторону. Потом посмотрела назад.

— Андрей…, - как-то беспомощно прошептала она, вновь оглядываясь вокруг. — Сыночек… Где?

Она осторожно словно слепая подошла к ближайшему дереву, толстенным стволом закрывавшим пол неба.

— Андрюшечка, — бормотала женщина, нежно касаясь рваной поверхности коры. — Где же ты?

— Ты, головой то думай! — выразительно прошипел старшина. — Что говоришь? Надо как-то тихо… По-другому что-ли… Вы, это… гражданка, не пугайтесь! Мы точно с ним разговаривали! Как есть говорю! Разговаривали с ним, как с вами сейчас… Только он лесом стал… Ну там деревом, кустиком, травкой… Бог мой, что я такое говорю?!

После этих слов, вырвавшихся наконец-то на волю, оба мужика напряглись, словно перед прыжкомопасного зверя. Они ожидали от нее чего угодно — бешеных метаний, бесконечных слез и ужасной истерики, но никак не этого… Невесомая фигура оторвалась от дерева и повернулась к ним. По ее лицу текли слезы…

— Знаю, я все, знаю…, - устало проговорила она. — Все я про своего Андрюшечку знаю. Здесь он, рядышком со мной, — ее ладонь опять прикоснулась к стволу и медленно погладила узловатую морщину. — Он и тут в дереве, — вдруг женщина присела и столь же ласково коснулась толстого корня, выглянувшего из под земли. — И тут в корешке… Андрейка говорит со мной…

Сделав круглые от удивления глаза, Сергей с намеком покрутил пальцем около своего виска. В ответ командир незаметно показал ему кулак.

— А что он про нас говорит, — старшина в этот момент был готов поверить во что угодно. — Что нам-то делать? А? Ты, мать, спроси его… Черт задери, я не знаю что происходит? Мне непонятно, что вокруг твориться? Это не война, а какое-то сумасшествие! Спроси, мать, спроси, Андрея.

Еще звучала просьба и слова висели в воздухе, а Фекла уже присела на корточки и боком прислонилась к основанию дерева. Ее руки прикоснулись к коре… Она словно читала какие-то письмена, скрытые от всех и понятные только ей одной. Губы беззвучно шевелились, чутко реагирую на каждую шероховатость поверхности…

— Плохо ему совсем! Совсем свою матушку не узнает, — наконец, она оторвалась от дерева. — Что же ты сынка, таким стал? Али забыл как я тебя баюкала? Ночами не спала?!…

— Что?! — чуть не заорал Сергей, все это время завороженно наблюдавший за женщиной. — Плохо? Не узнает? Да хрен с ним! Уходить надо нам! Только, куда? На старую балку, что-ли? Или к заброшенному хутору?

— Уходить всем надо, — вдруг прошептала женщина, настороженно посматривая по сторонам. — Из леса! Все вон, из леса! Вон! — в голосе стали прорезаться истерические нотки; голова дергалась рывками, чутко реагируя на каждый шорох. — … Лес стал для нас чужим! Андрейка совсем меня не слышит! Всем бежать из Леса!